— Некоторые из них даже носят сумочки.

—  Des sacs a main [130] — нахмурившись, спросила Мари. Девушки принялись обсуждать, что Боб имеет в виду.

— Да, что-то типа маленьких кожаных чемоданчиков с ручкой и ремешком. Такого размера, чтобы можно было положить туда удостоверение личности, немного сыра и пачку сигарет.

— Ну, такие обычно носят люди в возрасте, — вставил я. — За пределами Парижа. Я видел таких в маленьких провинциальных городках.

—  Oui! — Флоранс поняла, о чем это мы, и объяснила подружкам, что речь идет о сумочках величиной с кошелек.

— Да, эдо пожилые мужчины, — согласилась Мари. — Эдо значит не женоподобны, эдо значит, они старые. У старых аангличан грууди, как у меня, но они не женственны, каак я. — Она приподняла свои и без того пышные груди и повернулась в мою сторону.

Из вежливости я отвел взгляд. В моих планах далеко не значилось вновь проснуться в ее постели, и я обрадовался, заметив, как взор Дейва постепенно ползет вверх, стремясь к вожделенной встрече с выступавшими из-под футболки сосками.

Стоило Бобу оторваться от бокала пива, наполовину опорожнив его, он тут же поспешил вернуться на свою импровизированную трибуну:

— Ну а что вы скажете насчет их имен? У них имена похожи на женские. Например, Мишель и… и… как зовут твоего босса, Пол?

— Жан-Мари.

— Да уж… парня зовут Мари! Чудаки, или кто они?

— Ага, — согласно кивнул Дейв. — Ты никогда не встретишь британца с наполовину женским именем. Боба здесь назвали бы Бобби-Джейн.

— Бобби-Сью, — предложил свой вариант Иен, заливаясь смехом от сущей нелепости — волосатый, здоровенный бугай носит женское имя. Но девушек, похоже, начинало доставать, что какие-то иностранцы так рьяно критикуют местных конкурентов.

— Имена, говорите? Ха! Каак Шон Коннери? По-французски его фамилия значит «ерунда», [131] — решила вставить свое слово Мари.

— А мой бывший… хон далек от женственности, — присоединилась Вивиан. — Огроманая проблема у нехо была. Всегда по две-дри девушки.

— Да, французы, они видят женщину, она улыбается ему, он сразу хочет отыметь ее, але оп! — покорным голосом добавила Флоранс.

— Да, ребята, самое главное то, что французские женщины куда более женственны, чем французские мужчины, — сказал я, намекая, что в их же интересах сменить тему разговора.

Мой комплимент предназначался для Флоранс, но отреагировала на него Мари:

— О! Enfin! [132] Хоть один из вас сказал что-то приятнае. — Она схватила меня за руку и чуть ли не повалила с ног, желая обнять в знак благодарности. — Пол, хон знает, чут-чут лести — и француженка пакарена.

— Да, теперь ты скажи что-нипуть приятное, — задабривая Иена ласковым взглядом, попросила Флоранс.

— Да, так и есть. — Иен наконец-то отыскал подходящие слова. — Бесспорно, француженки женственны и не слишком подвержены идеям феминизма. Ну вот на работе, например, они умеют завоевать уважение, не обвиняя мужчин в дискриминации. У нас в кадровом отделе есть женщина…

— Кто? Сандрин? — вмешался Боб.

— О! — То, с каким вожделением Дейв только что вздохнул, вызвало всеобщий интерес к этой женщине.

— Да, но она не скрывает этого, — продолжал Иен. — И если ты скажешь ей, что она отлично выглядит, она не отправит тебя на суд по трудовым спорам, обвинив в сексуальном домогательстве. Она просто поблагодарит и спросит, не хочешь ли ты заглянуть на семинар по планированию рабочего времени.

— С ней готов в любое время!

— Дай пять! — Ребята обменялись одобрительным хлопком по ладоням, а я чувствовал себя тренером по бегу на роликовых коньках, на глазах у которого воспитанники в очередной раз неудачно вписались в фонарный столб. Боб даже не догадывался о том, что делает все возможное, чтобы сегодня покинуть бар в одиночестве, а не в компании какой-нибудь привлекательной француженки. Его рубашка с коротким рукавом ерзала, открывая взору покрытый пушком живот, шумный разговор уже не совсем трезвого мужчины был напрочь лишен каких бы то ни было дипломатических тонкостей — налета женственности, именно так он воспринимал то, о чем я сейчас говорю, хотя это больше всего и нравится парижским девушкам. Он был вполне симпатичным, но слишком выпирающая английская неуклюжесть помешала бы ему уложить в постель хоть одну из встречавшихся мне парижанок. За исключением случая, если бы он был несметно богат и знаменит. При таком раскладе девушки сами носились бы за ним.

Все это огорчало меня.

— Ребята, мне жаль, но, похоже, мне пора, — сказал я.

Напиться, когда Мари определенно поджидает подходящего момента, казалось мне слишком рискованным. Уж лучше отправиться домой, пока я еще в состоянии контролировать, возвращаюсь ли я один.

— О! Да! Давайте переместимся в другой бар. 3 музыкой, может быть, з танцами!

Мари уже покачивала бедрами, да так, что я чуть было не вылетел в окно, когда она толкнула меня.

— Да ладно, замолкай и наливай, Пол! Кто еще будет переводить для меня ход занимательной беседы об интимном? — Рука Боба по-дружески легла мне на плечо и словно клещами притянула обратно к стулу.

Выходя на морозный свежий воздух спустя еще какое-то время, я почувствовал напор, с каким решительная длань Мари обхватила мой зад. Похоже, мне открывалась тайна — теперь я понимал ощущения улитки, которую вот-вот уложат на решетку барбекю.

Каково же было мое облегчение, когда девятью или десятью часами позже я проснулся в собственной постели, да еще и в одиночестве. Крепкий кофе и отсутствие головной боли доставляли мне невероятное удовольствие. В нижней части тела, прикрытой простыней, я ощущал некую расслабленность, но это вполне нормально, учитывая ту встряску, что мой бедняга получил прошлым вечером. Я взглянул на него — да, он выглядел таким же сморщенным, как любимые сосиски де Голля.

—  Un toast ou deux? [133] — раздался голос с кухни.

—  Deux! [134]

Звук ножа, намазывающего масло на булку, — и вот обнаженное женское тело приблизилось ко мне с подносом в руках. Было что-то забавное в том, как поднос делил туловище пополам — голая грудь сверху, аккуратно подстриженные волоски снизу. Это выглядело провальной попыткой прикрыть собственную скромность.

— Вот булка, еще кофе и un oeuf a la coque. [135]

— Спасибо, Мари.

Да, я провел с ней ночь. И кроме всего прочего, именно от меня исходила инициатива.

Второй бар, куда она нас затащила, оказался пародией на колониальный стиль. Там я остро ощутил, что с моей стороны будет честно объяснить Мари, что она обратилась не по адресу, рассказать ей обо всем — об Алексе, Жан-Мари и maison. И вместо того чтобы тащить меня на танцпол, она села и спокойно выслушала меня.

— О! Не вижу в эдом никакой проблемы, — сказала она, когда я подошел в своем рассказе к истории с атомной электростанцией. — Я работаю ва-банк.

— Ва-банк?

— Да. В «Креди де Франс».

— Ах, в банке! Ну да, конечно. — Клянусь, в тот момент мне показалось, что в голове у меня щелкнуло, как будто кто-то нажал на выключатель, включая лампочку. — Ты работаешь в банке? — Неожиданно я воспрянул духом, представив себе открытый сейф, из которого непрерывным потоком сыпались деньги; на эти деньги я мог бы и десятипроцентный депозит вернуть, и найти кандидата, способного обойти Жан-Мари в избирательной гонке, и, возможно, построить безопасную для экологии города Тру ветряную электростанцию.

— Да, и могу даать тебе… как ты говорил? Conseils?

— О! Совет. — Значит, все-таки не деньги. Паруса моих надежд сдулись, как автомобильная шина, по которой прошелся нож пьяного охотника.